eaa7eba2     

Екимов Борис - Прошлым Летом (Рассказы)



Борис Екимов
Прошлым летом
Рассказы
ПОДАРОК
Утром на хутор прибыли три человека на черной "Волге". Люди были в
гражданском, но по всему видно: милиция. Спросили Улановых. А таких на хуторе
двое. Разобрались, кто нужен. Подкатили и встали возле Таисиной кухни. Позвали
хозяйку, во двор не входя. Что в нем? Малая хатка-мазанка, курятник, базок для
коз да огромный огород в зелени и цвету. Но приезжим нужно было другое, мимо
которого лишь слепой мог пройти, не заметив.
Тетка Таиса, конечно, знала, что просто так все не кончится. Она какой
день не спала, не ела - ждала. Всего, даже самого страшного. И потому, когда
подъехала черная машина и позвали ее, стали выспрашивать. Все трое - высокие,
строгие. А она стояла перед ними - старая, маленькая, вовсе осунувшись и
потемнев лицом за эти дни. Она виновато глядела приезжим людям в глаза снизу
вверх.
- Вот здесь видно, что была какая-то постройка, - говорили ей. - Или,
может, собираетесь строить? Ровная площадка. Бульдозер ли, скрепер на днях
работали... Свежая земля.
Она не привыкла, не умела и не хотела врать. И готова была заплакать от
жгучего стыда и отчаянья. Но помог ей Господь, вразумил!
- Была постройка, была... голимую правду гутарите... - легко согласилась
тетка Таиса.
Приезжие переглянулись и еще раз спросили:
- Вы - мать Виктора Петровича Уланова?
- Родная мама...
- И говорите, что здесь стоял дом?
- Такой был домина. Прямо пароход. Кирпичные низы, галереи. Теплая
горница, холодные горницы...
- А кому принадлежал дом и куда он делся?
- Деда моего дом, Исая Абрамыча. Подворье наше родовое. В революцию его
сожгли. А вот кто сжег, не буду брехать, не знаю.
- Это давнее, нас не интересует, - перебили ее. - А потом, кто построил
дом? Был дом? И куда делся?
- Был. До чего красивый. Не дом, а церква. Отец мой, Матвей Исаич, своими
золотыми рученьками... - рассказывала она, будто радуясь, что слушатели
нашлись. - Все сам. А в раскулачку забрали и увезли. Больница и ныне на
центральной усадьбе. С каких пор-годов? Из нашего дома.
- Но это опять - давнее... - уже сердясь, попеняли ей. - И после ведь было
же? Было?
- Моя сына, ты верно гутаришь, было. Построили хату, круглую. Перед
войной. А тут опять началось... Такая страсть, поминать не хочется, - искренне
сказала тетка Таиса, потому что невольно, а поднималось от сердца горькое,
давнее, но душой не забытое. Как забыть... А тут еще нынешний день с его
неминучей бедой.
- Опять - сказки... - снова остановили ее.
- Для вас, может, и сказки, а для меня - жизня... - И она заплакала над
этой горькой жизнью и стала показывать сухим черным перстом на свою мазанку: -
Вот она, хата, забирайте! Меня Господь приютит! Отдохну! Дай мне, Господь,
отдыху! Дай мне покою! Ничего не просила! И ничего не прошу! Лишь покою! -
молила она уже не этих людей, но родного сына.
Все слезы, на которые прежде была скупа, вдруг пролились. Вся боль и
горечь, которые накопились за эти дни, вдруг подступили к сердцу.
Тетку Таису вовремя подхватили, и она не упала. Ее отнесли в хату, позвали
соседку.
Холодная тряпка на голову да кисленькое питье - и все обошлось. Тетка
Таиса к вечеру уже оклемалась. А потом крепко заснула.
Сколько ночей глаз не могла сомкнуть. Сколько дней маялась, душой болея, а
тут, видно, выплакалась, и полегчало. Словом, спала ночь словно молодая. А
утром, заспавшись и все на свете запамятовав, тетка Таиса, как всегда, глянула
в окошко и не могла понять. Там было пусто: ни белого забора, ни нового




Содержание раздела